Харизматичный, сильный, очень необычный актер. Страна, зрители не сразу узнали его. А узнав (в зрелом уже возрасте), мгновенно влюбились.
Многим он представляется не просто сильным, но жестким, властным. Виной тому его роли, особенно людей в погонах. При этом в обыденной жизни Балуев производит впечатление человека спокойного, мягкого, выдержанного. Но вот он в спорте — и вновь совсем другой: бешеный азарт, бросание теннисных ракеток. Человек-загадка... Имена. Саша, о твоем детстве и юности мало что известно. Приоткрой завесу тайны. Александр Балуев. Родители у меня из технической интеллигенции. Папа — военный, мама — инженер, но она тоже была связана с военным производством, работала в "почтовом ящике". Они всегда были какими-то засекреченными... А корни мои с Волги, мама когда-то жила в Самаре, а все родственники по маминой линии и по сей день там. Папа же коренной москвич. Правда, он учился в Военной академии в Питере, где, кстати, родилась моя сестра.
И. К какому возрасту относятся первые воспоминания о детстве?
А. Б. Я себя помню лет с трех. В основном это эмоциональные воспоминания, обрывочные картинки. Например, помню, что у меня была плюшевая, как мишка, шапочка с ушками на завязочках - шнурочках, которые я все время сосал. И вот привкус этих кожаных шнурков я до сих пор помню. Когда я был маленьким, мы жили на Новой Басманной улице недалеко от Сада имени Баумана, где был аттракцион — крутящийся барабан, на который нужно было подниматься по ступенечкам, держась за поручни. По этому барабану бегали, хотя на самом деле перебирали ногами на одном месте. Видимо, я столько набегал по нему, что, когда уже шел из сада, мне казалось, что я не иду, а стою на месте, а вся улица — дома, проезжающие машины двигаются, точнее, я их двигаю. Удивительно, что это ощущение тоже врезалось в память. Ну, как меня били ремнем, ставили в угол — это я не буду рассказывать...
И. И за что же били? Неужели ты был таким непослушным?
А. Б. Ну конечно, я делал все, что хотел: не ел, орал. Провинностей было много. Но самая криминальная история... У меня был друг Мишка Каменецкий, который жил в нашем дворе, в доме напротив. Мы общались на чердаке его дома. У Мишки была кошка, и потому в доме не переводились котята. Мы этих котят каким-то образом содержали. А для этого, естественно, нужны были деньги, хотя бы на молоко. И мы решили прямо в своей школе провернуть одну операцию. Стащили с вешалки первое попавшееся пальто и продали его, по-моему, за три рубля. Котята были в полном восторге, и мы безумно счастливы, что наши котята сыты и им тепло. Но отнюдь не такие чувства испытывали завуч и директриса, и на следующий день нам устроили показательное собрание-разбирательство. Мы не долго сопротивлялись и сознались в содеянном. Но пальто уже куда-то "ушло", и нас наказали. Наказание было мудрым... десять дней не посещать школу! Так что мы все это время спокойно занимались нашими животными. Потом одного из этих котят я взял к себе домой. Вырос отличный кот — таких я вообще никогда не видел: огромная шерсть радикально рыжего цвета. И он еще долго-долго жил у нас. Меня вообще всю жизнь сопровождают домашние животные: собаки, кошки. Как-то у нас жили одновременно и кошка, и собака. И очень мирно сосуществовали. Я люблю и тех, и других, хотя это абсолютно разные животные. Объединяет их то, что они — преданные существа. По крайней мере мне попадались такие, независимо от породы. У меня были и породистые, и беспородные животные. Для меня это абсолютно не важно.
И. А как у тебя было с успеваемостью?
А. Б. Сначала я учился неплохо, но потом жизнь оказалась настолько интересна и захватывающа, что перестал успевать. Какое-то время переживал, что у меня появился трояк по немецкому или еще по какому-то предмету. Но потом к этим троякам привык и довольно легко с ними уживался, в отличие от родителей. Каждый родитель считает, что у его ребенка должны быть одни пятерки и только хвалебные записи в дневнике. Но в моем дневнике это случалось очень редко. Родителей вызывали на все родительские собрания. На них ходила только мама, у папы главной задачей было все же повышение обороноспособности страны. Мне попадало и за то, что я прогуливал музыкальную школу (я учился по классу фортепиано). К сожалению, я ее так и не окончил (не доучился два года), не хватило терпения и усидчивости. Тем не менее считаю, что она мне очень помогла: меня научили слушать музыку. И благодаря этому, мне кажется, я как-то иначе слышу музыку, когда играю спектакль или звучит музыкальное сопровождение в кино.
И. А играть можешь?
А. Б. Могу подобрать по слуху что-нибудь совсем примитивное.
И. А драки в твоем детстве тоже были?
А. Б. Конечно, во дворах. Но в то время, когда я находился в самом драчливом возрасте, то есть в 10—13 лет, драки были более человечными, нежели сейчас. Мы дрались на кулаках или, в крайнем случае, могли схватить какую-то дубину. Если у кого-то появлялся нож — это было такое! Это не входило в наши условия игры. На это имелись уголовники. Сейчас же ножи, кастеты никого не шокируют, это, по-моему, повседневность. А у нас кастет был вещью из другой жизни... Я легко ввязывался в драку. Сейчас понимаю, что из-за эмоциональной несдержанности было сделано много глупостей. Помню, как еще до армии за городом мы ходили на танцы. Там были свои законы, а мы приходили со стороны и потому, естественно, получали.
И. Пионерский лагерь ты "проходил"?
А. Б. А как же?! Я же советский человек. Меня увозили на все лето. И в Крым ездил, и в Подмосковье. Как мне сейчас кажется, я любил лагерь. Ну конечно, когда было совсем невыносимо, например ужасно кормили, мне, естественно, не нравилось. Но вообще-то это особая жизнь. Я помню, что у нас были мальчишеские шайки и все происходило как обычно. По ночам, например, мазали зубной пастой девчонок. Одно помню: я терпеть не мог игру "Зарница". Зачем-то надо было с пистолетами бежать в разные стороны леса, потом догонять другую команду и срывать как можно больше погонов (это означало, что игрок убит). Побеждала та команда, у кого меньше убитых. Вот это я ненавидел всей своей сущностью. Я отбрыкивался от участия, как мог: притворялся больным, находил дела и т. п. Кстати, именно в лагере, в Крыму, у меня случился первый артистический опыт. Это тоже одно из самых сильных впечатлений детства. В пионерский лагерь, по-моему в Анапе, должен был приехать какой-то летчик-космонавт. И мне поручили в числе семерых или восьмерых пионеров и пионерок прочитать четверостишие: "Спасибо партии родной, что космонавт наш дорогой и т.д. и т.д. приехал к нам, и вот мы рады..." Не помню целиком. Мне дали его за день до торжественной линейки и даже разрешили не спать в тихий час. Я честно учил. Мне казалось, что выучил, но где-то часа за два до линейки понял, что не помню ни одного слова. Я подошел к вожатой и сказал, что не смогу это сделать. Она тут же, за час до линейки, дала стихотворение какой-то девочке, которая его очень бодро прочитала. Это была моя первая встреча с публикой, первая премьера, которая провалилась по по-о-олной программе. Вот это я запомнил на всю жизнь. Я сейчас думаю, что это произошло, потому что стояла жара. Да еще море, постоянные купания, масса ярких впечатлений. Так что места стихам, да еще не самым лучшим, просто не нашлось.
И. Чем-то еще кроме музыки ты занимался или увлекался в детстве?
А. Б. У меня были самые обычные увлечения: собирал марки, марки менял на машинки, машинки — на жвачки. Ничего же не было: ни жвачки, ни пластинок, ни джинсов. Времена, когда джинсовые мальчики числились в "золотой молодежи". Сейчас об этом как-то быстро забыли. А я очень хорошо помню, например, как появились фарцовщики. Теперь они называются предпринимателями, бизнесменами. А тогда их сажали, милиция отлавливала. Я никогда никаким бизнесом не занимался (нет у меня этой жилки). Но меняться — менялся.
И. А тебе-то хотелось иметь джинсы?
А. Б. Ну конечно хотелось, особенно тертые. Тогда очень модными были "Вранглер", "Райфл". И это была мечта! Если у кого-то появлялись подобные, то, конечно, такую за-висть испытывал...
И. Свои первые джинсы помнишь?
А. Б. О, да! Это произошло довольно поздно, где-то классе в восьмом. Мой одноклассник предложил мне джинсы. Как сейчас помню, "Суперрайфл", уже не новые. Но это было еще круче. Ведь новые специально терли камушками и вымачивали в соде, чтобы они выглядели именно ношеными (а чуть позже появились вообще "варенки", их варили). Цена — сорок рублей. Я попросил деньги у родителей. Они ничего не понимали: какую-то тряпку, еще и неновую, за сорок рублей?! Не самые маленькие деньги. В общем, не поняли, не оценили... но деньги дали.
И. А откуда у тебя появилась тяга к актерству?
А. Б. Наверное, от мамы. Потому что папа вообще никаким боком не "ел" театр. Он стал ходить туда только тогда, когда я стал работать в нем. А мама очень любила оперу. Во время войны она жила в Самаре и бегала на все спектакли Большого театра, который был эвакуирован туда, да еще собирала автографы певцов, певиц. Видимо, страсть была такой сильной, что это каким-то образом передалось и мне. В девятом классе я решил, что буду артистом, хотя никогда не занимался ни в каких самодеятельностях и студиях. Правда, некоторое время играл в школьном ансамбле на клавишных. Окончив школу, пошел в Щукинское училище. И не прошел, точнее, меня не взяли. Так расстроился, что уже больше никуда поступать не стал. А чуть позже, когда пришел в себя, понял, что время уже упущено. Пошел в студию художественного слова при заводе "Станколит". Мы готовили чтецкие оптимистические программы про войну, комсомол и даже ездили с ними по заводам. В это время я устроился на "Мосфильм" помощником осветителя. Именно на эту должность, потому что по законодательству до 18 лет разрешалась не любая работа. Я вставлял грифели в диги больших приборов, освещавших все на съемочной площадке. Сейчас они, по-моему, сохранились только в павильонах, если вообще сохранились, техника теперь совсем другая. Я монтировал эти диги и смотрел с колосников в павильонах, как снимались самые разные звезды. Утром приходил на "Мосфильм", и мне говорили: "Шестой павильон". Я помню, как снимался фильм "Мама", где Гурченко была Козой и сломала ногу. Был залит каток на весь павильон. А я сидел на колосниках с фонарем, светил, смотрел, как все это происходило. Помню Высоцкого, как он каждый день проходил через проходную. Кажется, "Как царь Петр арапа женил" снимали, поскольку Высоцкий был длинноволосым. Евстигнеева видел в павильоне. Однажды даже слышал, как он ругался на площадке. Я проработал семь месяцев до следующих экзаменов, одновременно занимался в студии и готовил программу для поступления.
И. А в "Щуке" ты до какого тура дошел?
А. Б. До конкурса, я все туры прошел. Просто меня срезали, и все. Это был курс Сережи Маковецкого, Володи Симонова. Так получалось: как только нужно идти на тур, шел дождь, далее дождина. А я почему-то все время одевался не по погоде, приходил весь мокрый. Потом быстренько причесывался, благо тогда еще было что причесывать. Вот в таком мокром состоянии все и читал... На следующий год меня приняли в Школу-студию МХАТ, и я очень счастлив, что окончил именно этот институт. Общался с замечательными педагогами, которых, к сожалению, в основном уже нет в живых. Все они были большими личностями, очень разными и на сцене, и в жизни. Например, когда Павел Владимирович Массальский шел по проезду Художественного театра, сразу было видно, что идет артист. Сейчас таких нет. Мы сливаемся с толпой. А Павел Владимирович выделял себя, он себя "нес". У него всегда были накрахмаленные рубашки, всегда —галстук, как правило "бабочка". А, скажем, Грибов был совсем другим. Он всегда ходил со Звездой Героя Социалистического Труда. Сейчас у нас к героям соцтруда относятся... Ну, какая разница, какого труда. А это был труд, как бы его чиновники ни называли, и это был герой труда. Он гордился этой своей звездой. И правильно делал, что гордился. Он был ге-ни-аль-ный артист. Увы, мы еще студентами хоронили его.
И. Студенческая жизнь была бурной?
А. Б. Да. Компании, выпивания, праздники, капустники, общежитская жизнь. Хотя я москвич, но все время ошивался там. Подготовка к экзаменам начиналась за два дня до экзамена. До того сплошное ничегонеделание, а за два дня до экзаменов все усиленно учили то, что надо было пройти за семестр. Особенно сложно подготовиться к экзамену по зарубежной литературе - нужно прочитать Сервантеса, Лопе де Вега, всегда очень много книг. Через страничку читаешь. В общем, все было скомкано, жуткая концентрация нежелания что-то учить, читать. Но приходилось — надо же было знать хотя бы краткое содержание "Дон Кихота". Вообще студенческая жизнь — самое яркое пятно в жизни. Мне кажется, что это самый лучший период у всех: и у инженеров, и у космонавтов, и у художников. К тому же все дружбы пошли с института. Это и Паша Каплевич, и Рустам Гуймеров, который, к несчастью, умер, и Дима Харатьян, с которым мы, правда, учились в разных институтах, но пересекались. Мы редко видимся с однокурсниками, но это всегда очень неожиданно и приятно.
И. Говорят, на курсе ты выделялся. Мол, почти сразу было понятно, что станешь звездой...
А. Б. Никаких таких примет не было. Вообще, мне кажется, во время учебы трудно определить, что получится в результате. У нас на курсе были более яркие люди. Тот же Паша Каплевич по своему природному, южному темпераменту, странным проявлениям был интереснее, чем я. Мне кажется, что в актерской судьбе все решает случай. Можно биться, работать по восемь спектаклей в день, и ничего не произойдет, если не совпадут обстоятельства: люди, роль... И я не исключение. Больше скажу, я до сих пор не отношу себя к разряду звезд. Это не ложная скромность, может быть, пришла какая-то популярность — да, но не больше. И вообще, звездность в нашей стране — это некий миф. Просто нам хочется быть такими, как там. Но чтобы все было, как там, надо создать здесь не просто киноиндустрию, на которую работает очень большое количество народа. У нас же есть очень хорошие артисты — популярные и звездные. А в институте ни по каким проявлениям ничего не чувствовалось.
И. После института ты оказался в Театре Советской Армии... А в другие театры приглашали и куда хотел ты сам?
А. Б. Все хотели в Театр имени Ленинского комсомола. Это было модно тогда: "Тиль", "Звезда и Смерть Хоакина Мурьетты"... Просто мечта. Еще хотел в "Современник", даже показывался. Галина Борисовна не взяла. В БДТ показывался, Товстоногов посмотрел, тоже не взял. Увы... Звали в Новый драматический, в Самару, вяло — во МХАТ. Как у всех молодых артистов, которые еще не отслужили, надо мной "висела" армия. И я помню, что к нам на показ или на дипломный спектакль пришли Чеханков, Касаткина и кто-то еще. Пригласили меня в Театр Советской Армии артистом, а заодно и послужить там. Там была специальная часть, так называемая команда, в которой служило очень много актеров и музыкантов, ныне здравствующих. В основном мы работали монтировщиками декораций. "Ставили" спектакли, отчасти играли в них, а потом "разбирали". В этом наша служба и состояла.
И. Играть давали в качестве поощрения?
А. Б. Нет, меня же взяли как актера. И сразу дали роль в сказке, я играл какого-то гаденыша в "Стрелах Робин Гуда" и что-то еще репетировал, кажется, в "Часах без стрелок". Сначала я был в статусе артиста, а потом перешел в статус военнослужащего. Но репетировал и играл то же самое — только зарплату не получал. Жил я дома, хотя у нас была казарма, но, как правило, там никто не жил. Просто нужно было, кажется, в 8.30 утра быть на построении. Но случалось там всякое. Пришлось и на губе, гауптвахте, посидеть. Я служил с Олегом Меньшиковым, Андреем Ташковым, Сашей Домогаровым (правда, он пришел туда чуть позже) и многими другими ребятами, которые сейчас работают в московских театрах.
И. Сколько лет проработал в Театре Советской Армии?
А. Б. Шесть. А в 87-м году ушел в никуда. Вскоре Валера Фокин пришел главным режиссером в Театр имени Ермоловой и решил влить туда "новую кровь", сделать свой театр. Я ушел к нему. Играл Дантона во "Втором годе свободы", а Олег, с котором мы после Театра Советской Армии дружили, — Робеспьера. Когда из "Говори" ушел Алексей Жарков, меня ввели туда... Потом из Театра Ермоловой я тоже ушел. И опять уходил довольно авантюрно, а не менял на что-то более выгодное...
И. Как ты попал в Голливуд? Ведь был там одним из первых наших, еще больше десяти лет назад...
А. Б. Американцы задумали снимать "Миротворца" и приехали сюда, в агентство "Макс". Посмотрели фотографии, потом видео, а позже в Братиславе провели живой кастинг на камеру. Вот так я попал туда.
И. Твои самые сильные впечатления от Америки?
А. Б. Океан! Я приехал на океан в Санта-Монику, это почти Лос-Анджелес, и увидел не волну, которая, как гребешок, выплескивается на берег, а волну, состоящую из гигантской водной массы. Причем это был спящий океан, не шторм, и волна просто шла. Но я понял, что это несравнимо с морем. Я даже не могу себе представить, что такое бушующий океан. Но более сильное впечатление, наверно, произвела самая первая поездка за границу, еще в 79-м году, в Венгрию. Мы были студентами, а тогда устраивались организованные поездки по обмену. Я приехал и сошел с ума... от йогуртов. Это было самое сильное впечатление от заграницы. Я не знал, что такое бывает. Просто потрясение! С тех пор я не охладел к йогурту. Было еще одно потрясение... Мы гуляли по ночам, а утром возвращались в гостиницу поспать. А там ранним утром развозили продукты — молоко или хлеб — по частным лавкам. Магазины еще были закрыты, и эти продукты складывали и оставляли на улице перед домами. И я видел, как люди гуляли, что-то сами брали и оставляли денежку. Вот это было для меня непонятно. Как же так?! У нас точно бы по-быстрому "свистнули" и побежали. Еще удивляло обилие кафе, маленьких барчиков. И именно в Будапеште я в первый раз посмотрел фильмы, которые у нас не показывали: "Звездные войны", "Казанову" Феллини и многие другие.
И. Важной вехой в жизни было знакомство с будущей женой Машей. Как это произошло?
А. Б. На съемках. Я снимался в Коктебеле в картине "Ричард — Львиное Сердце". А Маша там отдыхала. Я думаю, что Коктебель — это вообще наша мекка! Это заколдованное место! Не случайно там собиралась вся литературная богема и до сих пор собирается. Это абсолютно отдельное от остального мира место: уникальный волошинский профиль в горе... Там все не похоже ни на что.
И Манька там была не похожая ни на кого, необыкновенная. Я ее увидел на набережной... Она отлично говорила по-русски, хотя было понятно, что она нерусская. У них была какая-то вечеринка: мы сидели, ели, Маша что-то вкусное сделала. Она отдыхала с детьми. Юлику было лет шесть, а Оле девять-десять. У меня съемки были полтора месяца, а они вклинились на две недели.
И. Все закрутилось быстро?
А. Б. А для этого дела не надо много времени. Это уже потом у кого продолжается дольше, у кого меньше. А "это" на самом деле происходит в секунду. Ее вполне достаточно, чтобы почувствовать.
И. До Маши ты не был женат?
А. Б. Нет. Ну конечно, какие-то любви были. Я же не сидел в стакане. Но чувства такой силы я никогда не испытывал.
И. А первое чувство помнишь?
А. Б. Конечно, это школа, портфель. Все как в книжках. Но трудно в третьем-четвертом классе иметь взаимную любовь. Это было такое очень концентрированное чувство зверька. Я до сих пор помню это умопомрачение, когда действительно не можешь ничего делать, ни уроки учить, ни читать...
И. Внешность женщины для тебя когда-нибудь играла какую-то роль, хотя бы в момент знакомства?
А. Б. Модельная, то есть стандарты — объем талии, груди, — для меня вообще не имеют никакого значения. Женщины — это не столько момент плотского вожделения, сколько что-то другое. Должна быть какая-то загадка. В одних женщинах она есть, а в других — нет. Я могу видеть, что это очень красивая женщина, но все мимо. Интересно расшифровывать.
И. Маша была замужем. Это для тебя что-то значило?
А. Б. А какое это может иметь значение? Тебя тянет к человеку, и все. Это ей пришлось по большей части решать. У нее ведь были дети.
И. А как тебя приняли Машины дети?
А. Б. Нормально. У нас довольно быстро сложились дружеские отношения. Потом они повзрослели и тем более все стали понимать. Особых трудностей не было. Они меня быстро приняли. Хотя, наверно, это было сложно, я все-таки иностранец, и не просто иностранец, а русский. А мы слишком много приложили усилий, чтобы испортить отношения и с Польшей, и с Чехией. Поэтому это все каким-то образом ощущалось.
И. Маша сразу узнала, что ты актер? Это придавало тебе больший вес в ее глазах?
А. Б. Отрицательный. Она не любит эту среду. То есть отдельных людей она любит, моих друзей, но в целом она далека от богемы. Она журналист-психолог.
И. В партнерш никогда не влюблялся?
А. Б. Я никогда не влюбляюсь на площадке. Конечно, вижу: "Да, это красивая женщина". Но на этом все и заканчивается. А многим, наоборот, влюбленность в партнершу помогает. Но я не понимаю: а что тогда играть, если ты просто влюбляешься? Это фиксируется на пленке, и в этом нет труда. А вот если ты это играешь, а люди думают: "Наверняка у них был роман" — вот тогда это отлично.
И. Ты азартный человек?
А. Б. Да. Но, например, в карты не играю. Я азартный в спорте. Когда играю в теннис, то кидаю ракетки, ору. Но это такой... спортивный азарт. Во всем остальном я умеренно азартен.
И. А в любви?
А. Б. Любовь — совсем другое. Это отдельная история, отдельная глава в книге жизни. Это самое важное для каждого человека. Все остальное — придаток. Это как очень дорогая машина. Если у нее нет аккумулятора, то она просто не поедет, будет стоять, не сможет выполнять свою функцию. Любовь — это аккумулятор. Если его нет, ничего не будет. Вообще ничего.
И. Ты как-то сказал, что к сорока годам отработал все кризисы среднего и несреднего возраста по полной программе. В чем эти кризисы проявлялись?
А. Б. К этому периоду у каждого человека происходит осознание того, что ты сделал за прошедшие двадцать лет. И многое приводит в неудовлетворенность. Поэтому с этим надо либо смириться, либо опротестовывать.
И. И как ты выходил из кризиса? Что из этого состояния вытягивало?
А. Б. Собственная голова и собственные мысли. Только это.
И. Твоей дочке четыре года. И ты не раз говорил, как долго мечтал о ребенке...
А. Б. Опять же все складывается как складывается. Я точно знаю, что ничего случайного нет на этой земле. Все где-то выписано. И всему есть объяснение. Только мы его не знаем. И еще... надо уметь ждать. Верить. Собственно, смысл нашего существования — это ожидание, вера и любовь. Больше ничего на этой земле нет. Маша совершила смелый поступок. И я ей за это очень благодарен. А то, что это произошло сейчас, а не когда я был молодым, — это чудо, потому что я могу дать ей все. В юности мы мало что можем дать детям, потому что, во-первых, часто еще материально не способны это сделать, во-вторых, тебе постоянно надо куда-то бежать, что-то доказывать. На ребенка не хватает ни времени, ни сил, ни души. А мне уже не надо никому ничего доказывать. Я могу спокойно заниматься дочкой. Это очень важно. И она это чувствует. Когда ты весь издерганный: туда не взяли сниматься, сюда... это все передается ребенку. А сейчас, если подобное случается, думаешь: "Ну, не взяли — и Бог с ним".
И. Ты рад, что родилась девочка?
А. Б. Да. Я очень хотел девочку. Говорят, что все мужики хотят сына. Наверное, я не настоящий мужчина. Пусть меня называют, как хотят. Но я безумно рад, что у меня дочка, потому что за девочкой можно так ухаживать, так о ней заботиться... Я очень благодарен Маше за то, что стал отцом, а тем более дочки. Она дает мне силы и осознанное существование на этой земле.
P.S. Будучи актером, он остается по сути совершенно не актером. Потому что самое ценное в Саше — это сам Саша. Я не встречал человека более цельного, чем он. За время нашей с ним долгой дружбы Саша "увеличился в объеме" и как человек, и как артист. Павел Каплевич, продюсер, театральный художник
ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ • Александр Балуев родился б декабря 1958 года в Москве • По окончании Школы-студии МХАТ работал в Театре Советской Армии, в Театре имени Ермоловой • Не сразу был замечен кинорежиссерами, по-настоящему популярным стал в конце 90-х — начале 2000-х • Снялся также в нескольких голливудских фильмах
Марина Зельцер журнал "Имена". август 2007
Отправляясь в поездку, посетите туристический портал Go! Go to Tour! Здесь вы можете найти отзывы туристов об отелях, информацию о достопримечательностях, поиск дешевых авиабилетов и многое другое, что поможет вам выбрать свой маршрут.
Совет туристу: Едем автобусом (ч.3)
Выбираем маршрут: Таиланд, Паттайя
